Цикл открытых интервью в «Благосфере» с общественными деятелями, экспертами, политиками и писателями продолжился беседой с деканом экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Александром Аузаном.

Разговор об универсальности европейских ценностей – это непростая тема. 

Если сравнить преамбулы конституций ведущих европейских государств, то можно обнаружить различия, а американские свобода собственности и право на счастье, прописанные в конституции, – это не то же самое, что французская «свобода, равенство и братство».

Я верю в те ценности, которые мы можем изучить и сопоставить. 

Какая универсальность существует в мире, с моей точки зрения? В 1932 году Джон Мейнард Кейнс посетил СССР и после этого написал статью о невозможной трилемме. Он сказал, что невозможно одновременно максимизировать свободу, справедливость и эффективность. Это атомы, из которых строятся довольно различные социоэкономические и социополитические системы. В одной руке можно удержать два шарика, но не три.

Где проходит граница между ценностно-поведенческими платформами? 

Возьмем, например, отношение к самоубийству. Западные европейцы чаще отмечают, что самоубийство может быть оправдано, а люди из евразийского пространства и индийцы с китайцами с этим не согласны. Есть границы, которые разделяют группы стран, есть культурные дистанции.

Россия – не отдельная цивилизация, она близка к постсоветским странам, кроме, пожалуй, Узбекистана. 

Мы вышли из греко-христианской цивилизации, которая в свое время разделилась на Западную Римскую и Восточную Римскую империи. С моей точки зрения, мы принадлежим к наследникам Византии, а не Орды.

Безусловно, мы часть Большой Европы. 

Но Большая Европа – это явление двухъядерное. Раскол, который произошел в Западной и Восточной Римской империях, позже закрепился церковным расколом. По-разному работают право и суд, по-разному соотносятся религия и государство. Невозможно интегрировать Европу на западно-римских основаниях, на основании примата права. Потому что восточно-римские основания выглядят несколько по-иному. Восточная империя просуществовала на тысячу лет дольше западной, она нашла механизмы, как применять единый закон к очень разным культурным группам, религиям и тенденциям. Были выработаны специфические ценности и институты.

Нас ждет общее будущее: либо Большая Европа, либо общее поражение. 

Но, на мой взгляд, в ближайшее время, ближайшие пять лет, сближения не будет. Но в ближайшие 20 лет сближение евразийской части и западно-римской части Европы будет. И это сближение будет серьезным.

Я не разделяю точки зрения про особый путь России. 

У нас есть черты сходства с другими нациями, есть и черты различия. Где-то жарко, где-то холодно, и вы учитываете это, например, при строительстве. То же самое, если у вас есть культурная почва, на которой вы строите институты, то они будут выглядеть по-разному.

Сегодня миры «разбегаются» и существенную роль играют такие территории, как Гонконг или Сингапур, – анклавы, где используются альтернативные режимы регулирования. Есть пример Казахстана, где была принята поправка к конституции и часть Астаны была выведена из-под действия казахстанского законодательства. Там оказалось возможным ввести принципы не континентального, а общего права, которое является значительным элементом эффективности в англо-саксонских системах. Казахи использовали английское право и были не первыми, кто это сделал, не имея к нему исторического отношения – раньше также сделал Дубай.

Глобализация – это не линейный процесс, а волнообразный.

 Наивысшая точка глобализации была достигнута в 1913 году, а до этого – в 1890 году. После этого шли спады. Два спада были связаны с мировыми войнами. Сейчас мы живем в период «отлива» глобализации. Наступает «зима», миропорядок осыпается. А консолидируется он «весной» и «летом», когда идет колоссальное сближение стран. Это движение связано с тем, что возрастающая связанность хозяйственной жизни натыкается на необходимость координироваться вместе, а совместная координация натыкается на культурное многообразие. Процесс наталкивается на преграду и начинает обратное движение в региональные блоки. Но позже они снова начинают сближаться. Сейчас миропорядок будет сыпаться, но новый прилив начнется через пять-семь лет.

Самое страшное, что может произойти в условиях отлива глобализации, – это мировые войны. 

Именно они произошли на двух спадах. Наша главная задача – выстроить систему минимальной взаимной безопасности, чтобы избежать мировой войны, которая может начаться случайно и которой, на самом деле, никому не хочется. Но сегодня мы находимся в ситуации, похожей на 1914 год.

Времена меняются, меняются ценности. 

В России есть определенная динамика. Девяностые прошли под знаком свободы, но позже мы начали движение от этой ценности. Сейчас в тренде консервативные ценности, связанные с эффективностью, направленны на то, чтобы нация утвердилась. И не важно, какими способами. Я боюсь, что если в будущем справедливость не будет становиться ценностью достаточно плавно, то это опять взорвет ситуацию.